Похитители красоты - Страница 66

Очертания гор таяли в дымке, над землей плыли клубы тумана, и я ныряла в них, точно пловец в волны. Взобравшись на горку, я сразу увидела высокий утес, поросший сверху елями; дом под ним выглядел как маленькая голова в большой шапке. Я подкралась ближе, пригнувшись во влажной траве, и наконец как следует разглядела «Сухоцвет» – края его двускатной крыши действительно почти касались земли. Да, дом был передо мной, в точности такой, как описывал его Бенжамен, – у меня даже дух захватило. Было тихо, ни живой души, дорога, ведущая к воротам, почти совсем заросла. Давным-давно никто по ней не ездил. Все как вымерло. Дом казался нежилым. Я не знала, что и подумать. В конце концов, события, о которых рассказывал Бенжамен, произошли больше года назад. Может быть, Стейнеры уехали?

Стемнело; ночь полнилась жужжанием, стрекотанием, шорохами, где-то каркали вороны. «Сухоцвет» притаился у кромки леса; странно, но от этой развалюхи веяло грозной силой. Казалось, дом спит, однако он знал, что я здесь, он выпускал свои невидимые антенны, которые распознавали людей: друг идет или враг? Этот дом, этот гибельный для молодости застенок ждал меня. Я обошла вокруг, включив фонарик, который предусмотрительно захватила с собой. Один ставень на окне первого этажа был закрыт неплотно. Я подняла какой-то сучок, вставила его в щель, нажала – сучок хрустнул, но ставень приоткрылся. Я взяла камень и выбила стекло. Оно поддалось не сразу. Я влезла в окно и спрыгнула в пустую комнату; пахло затхлостью, на полу валялся мусор. Я осмотрелась, – должно быть, это была столовая с большим камином в углу. Я обшарила ее вдоль и поперек, потом вышла в прихожую. Кабанья голова без глаз и клыков косо висела на одном гвозде. Я споткнулась о сломанный стул.

Глупо, но мне было не по себе. Деревянная лестница вела наверх. Почему-то я не узнавала дом, описанный Бенжаменом. Сомнения одолели меня. Дом скрипел сверху донизу, отзывался на каждый шаг короткими стонами, как старая рухлядь, с которой не церемонятся. Я толкнула еще какую-то дверь, – похоже, за ней находилась кухня. Стены, дверные ручки – все было покрыто липким налетом. На столе, на прожженной клеенке, красовалась помятая кастрюля. Старая плита была открыта, из нее пахло мокрым углем. Я спугнула паука, мирно спавшего в раковине. Пошарила фонариком по стенам и – вот так сюрприз! – обнаружила деревянную панель, о которой говорил Бенжамен. Она была приоткрыта. Каменные ступеньки вели в подвал. Теперь все сходилось, даже как-то подозрительно точно. Я попыталась включить свет – выключатель остался у меня в руке. Здесь было почти холодно. Луч фонарика дрожал, высвечивая плинтус, разбитую плитку пола, какие-то тряпки. Показалась в маленькой каморке с низким каменным потолком, заваленной пожелтевшими коробками, деревянными ящиками, садовым инвентарем. Где же бойлер, который так поразил Бенжамена? Вместо него я увидела стену из кое-как пригнанных друг к другу кирпичей. Подвал замуровали. Я постучала по кладке фонариком. Звук был гулкий. И тут я заметила на полу, среди перепутанных проводов и какого-то хлама, тюфяк. Он был весь в пятнах и покрыт плесенью. У меня задрожали колени, и я присела, чтобы прийти в себя.

Вдруг мне показалось, что наверху кто-то ходит. Я погасила фонарик, затаилась. Темнота вокруг жила, дышала, тихие шорохи толпой невидимок обступали меня. Возникали и исчезали какие-то странные тени. Я хотела встать, крикнуть, позвать на помощь. Но так и сидела на тюфяке, будто приросла. Я чувствовала, как чьи-то глаза со всех сторон следят за мной.

Постепенно до меня начало доходить: «они» послали Бенжамена ко мне в больницу, чтобы заманить меня сюда и запереть в подземелье. «Они» выбрали меня, выследили, выяснили обо мне все досконально, плели свою паутину терпеливо, хитроумно, зная, на какую наживку меня ловить, – и я клюнула. Может, и Фердинанд был частью этой ловушки. Я пошла на поводу у самого нелепого, самого чокнутого из моих пациентов, который наплел мне с три короба – и ведь заинтриговал. Я не держала на него зла. Мне было даже лестно, что меня сочли достойной войти в список узниц.

Да, эти люди были достойны восхищения, они добились большего: я сама захотела лишиться молодости и красоты – пусть меня запрут. Все равно, какой смысл ждать, пока время вынесет свой приговор: ведь пройдет несколько лет – и я померкну, достигну возраста, когда пленительное девичье личико превращается в кислую и строгую мину зрелой женщины. События последних дней с бешеной скоростью прокручивались в моем мозгу, и, вспомнив весь этот клубок совпадений и случайностей, я убедилась, что он очень смахивает на тщательно продуманную западню, И ведь заставили меня поверить, что дом необитаем, заманили прямо сюда – вот это талант!

Что ж, пришел мой черед платить – я готова. Я легла на тюфяк, вытянув руки вдоль тела: собственные кости казались мне тяжелыми, меня тянуло вниз, как будто я уже рассталась с собой, освободилась от прежней оболочки. Ну вот, сейчас они явятся – похотливый старикан, мерзкий карлик и жирная ведьма. Я еще не знала, что будет означать для меня их приход – облегчение или муки. Мне бы встать, бежать отсюда, но вдруг навалилась смертельная усталость, какая-то непреодолимая сила приковала меня к тюфяку. Ничего не поделаешь, так я и останусь погребенной в недрах горы. Я то проваливалась в сон, то просыпалась. Очень хотелось пить. Где я – никто не знает; наверно, я вернусь в мир, постарев на двадцать лет, и мне не будет больше места среди людей. Я звала на помощь, выкрикивала имя Фердинанда, мне привиделась Лида, она плакала, а ее косичка расплеталась на пряди, на локоны, а потом обмоталась вокруг шейки и стала душить ее.